В Лондоне установили памятник в часть одной из первых феминисток Мэри Уолстонкрафт, жившей во второй половине XVIII века.

Скульптуру из посеребренной бронзы авторства признанной британской художницы Мэгги Хэмблинг открыли на этой неделе в небольшом парке на востоке города. Деньги на нее - 143 тысячи фунтов стерлингов - собирали 10 лет.

"Идеи [Мэри Уолстонкрафт] изменили мир. Нужна была отвага, чтобы бороться за права женщин и образование для всех, - заявила фемактивистка Би Роулатт, возглавившая кампанию по сбору средств. - Но после ее смерти при родах продолжительными усилиями женоненавистников ее наследие было похоронено. Сегодня мы наконец исправляем эту несправедливость".

Хэмблинг изобразила Уолстонкрафт в виде небольшой нагой женщины, поднимающейся из абстрактной серебряной массы, которая напоминает очертания женских тел. Таким образом, по словам художницы, она хотела почтить жизнь не только Уолстонкрафт, но и "каждой женщины".

Би-би-си рассказывает, кто такая Мэри Уолстонкрафт и почему памятник в ее честь получился не менее скандальным, чем ее жизнь.

Женщина без предрассудков

Мэри Уолстонкрафт - одна из первых феминисток, известная не только своими философскими работами "В защиту прав женщин" и "Мысли о воспитании дочерей" о правах женщин на образование, но и яркой - для консервативной георгианской Англии - жизнью.

Мэри родилась в середине XVIII века на востоке Лондона в обеспеченной семье, но ее отец-пьяница растратил все семейное состояние. Мэри, как и ее мать, часто подвергалась насилию с его стороны и, в пору тогдашним представлениям о позиции женщины в обществе, росла без доступа к формальному образованию. Что, впрочем, не помешало ей выучиться самостоятельно и в возрасте 25 лет даже основать школу для девочек в Ньюингтон Грин - районе восточного Лондона, в котором два с половиной века спустя ей установят тот самый скандальный памятник.

Лишенная наследства (но не уважаемого социального статуса в британском обществе), в юные годы Уолстонкрафт скиталась по Британии, подрабатывая то компаньонкой для богатых дам, то гувернанткой для их отпрысков. Позже она вновь обосновалась в Лондоне, где устроилась работать обозревателем и переводчиком у либерального издателя Джозефа Джонсона, публиковавшего работы радикальных мыслителей того времени - Джозефа Пристли, Уильяма Годвина, Эрзама Дарвина, а также самой Уолстонкрафт. Джонсон в 1787 году опубликовал ее первый труд - "Мысли о воспитании дочерей", в котором она размышляла об образовании для девочек из зарождавшегося тогда в Британии среднего класса, а позже, в 1792-м, и ее самую знаменитую полемическую работу - "В защиту прав женщин".

В 1792-м, после болезненного разрыва с женатым художником Генри Фюзели, Уолстонкрафт, вдохновленная победой Великой французской революции, переехала в Париж, где примкнула к местным экспатам и поддерживала жирондистов. Там она завела роман с американским дипломатом Гилбертом Имлеем, и хотя они не состояли в браке, ради своей же безопасности в стране, где к власти как раз пришли якобинцы, зарегистрировалась при американском посольстве как его жена. Позже Мэри родила от Имлея свою первую дочь, и, брошенная им, вернулась в Лондон и дважды предпринимала попытку свести счеты с жизнью.

После второй неудавшейся попытки самоубийства Уолстонкрафт вновь начала писать и общаться с давним другом, издателем Джонсоном, а через него - с философом Уильямом Годвином, считающимся одним из основателей анархизма. От него Уолстонкрафт забеременела во второй раз, и пара решила пожениться - тогда же британское общество узнало, что ни в каком браке с американцем Имлеем Уолстонкрафт не состояла, что вызвало немалый скандал. И вопреки тому, что Мэри и ее новый муж лишились многих друзей, их брак был счастливым - но недолгим.

Уолстонкрафт умерла в 38 лет из-за осложнений после родов. Ее вторая дочь - в девичестве Мэри Годвин, впоследствии взяла фамилию мужа - писателя-романтика Перси Шелли и стала Мэри Шелли - знаменитой авторкой романа "Франкенштейн, или Современный Прометей".

Но репутация, главный капитал в британском обществе, Уолстонкрафт была разрушена после публикации "Мемуаров" ее мужа Уильяма Годвина вскоре после ее смерти, в которых тот рассказал о романах, внебрачных детях и попытках самоубийства покойной жены. Такие подробности личной жизни автора "В защиту прав женщин" не вписывались у тогдашних британцев ни в какие рамки порядочности, и долгие десятилетия ее работы оставались в тени ее эксцентричного, даже извращенного образа - образа женщины без предрассудков.

Интеллектуальное наследие Уолстонкрафт начали возрождать суфражистки, борющиеся за политические права женщин в Британии конца XIX - начала ХХ века, и в полной мере ему начали воздавать должное феминистки "второй волны". Так, художница-феминистка Джуди Чикаго в 1970-х поместила Уолстонкрафт за стол своего знаменитого "Званого ужина" - вместе с 38 другими известными и влиятельными женщинами западной цивилизации.

В эпоху, когда женщины считались неспособными к классному обучению якобы из-за своей излишней эмоциональности и философы образования рекомендовали обучать девочек на дому, дабы готовить их вести тихую домашнюю жизнь и радовать мужчин, Уолстонкрафт настаивала, что женщины могут и должны получать рациональное образование наравне с мужчинами, чтобы быть полезными обществу. В работе "В защиту прав женщин" Уолстонкрафт писала о том, что отношение к женщинам как к украшению или собственности мужчин подрывает общественные моральные устои.

Если не считать работу Джуди Чикаго, то жизнь, вдохновение и творчество Мэри Уолстонкрафт до сих пор не воспевались в визуальном искусстве... до появления скульптуры Мэгги Хэмблинг.

Чем теперь недовольны критики?

Если вкратце, то наготой.

Критиков возмутило, что, во-первых, статуя ничем не похожа на саму Мэри Уолстонкрафт, а скорее напоминает неудачный бронзовый бюст Криштиану Роналду. А во-вторых, что "мать феминизма" голая - вопреки, казалось бы, всем усилиям феминисток не быть "рабынями собственного тела", сведенного к роли политического объекта и товара потребления.

Колумнистка The Independent Харриет Холл считает, что работа Мэгги Хэмблинг своей наготой "обесценивает все новаторские достижения Уолстонкрафт".

Видный нью-йоркский арт-критик Джерри Зальц не пожалел слов, чтобы выразить свое отвращение к статуе, чьи лобковые волосы напомнили ему мозг, а сама ее форма показалась "неуместно эякуляторной". Он назвал работу Хэмблинг "плохим публичным искусством", "китч-феминизмом" и "фальшивым экспрессионистским примером посредственного модерна", да еще и сравнил памятник со "статуэткой на капоте Роллс-Ройс в духе наброска к диснеевской "Фантазии".

Арт-обозреватель New York Times и бывший редактор Hyperallergic Джиллиан Штайнхауэр была не так многословна, но в целом согласилась с выводами Зальца. "Что это вообще за ****** [кошмар]", - написала она в "Твиттере".

Хэмблинг, сама по себе эксцентричная художница, которая на всех фотопортретах присутствует неизменно с сигаретой в руке (по ее словам, это символизирует право человека на собственное мнение), ответила критикам: мол, они даже не потрудились прочесть надпись на постаменте, которая гласит, что статуя-то не самой Уолстонкрафт, а в честь Уолстонкрафт.

"Эта скульптура поощряет визуальный разговор с препятствиями, которые преодолела Уолстонкрафт, [и] идеалами, за которые она боролась и которые воплотила в жизнь, - растолковывает художница. - Ее можно сравнить с ракетой наших надежд, стремящейся в небо, идущей по пути борьбы за расширение прав и возможностей женщин, которую начала Уолстонкрафт".

"Одежда определяет и ограничивает человека, ограничивает его реакцию. Она [статуя] обнажена, и она - это каждая женщина", - объяснила Хэмблинг замысел с наготой.

Но интерпретация показалась некоторым зрителям еще хуже произведения искусства. Многие критики отметили, что далеко не "каждая женщина" может похвастаться идеальной фигурой, как у статуи в честь Уолстонкрафт.

Дошло до того, что на следующий день после открытия статуи активистки в знак протеста прикрыли ее наготу футболкой с надписью "Женщина - взрослая самка человека" (при этом такое определение считается трансфобным).

Некоторые комментаторы обратили внимание на то, что 2020 год в целом - не самое замечательное время для того, чтобы быть статуей. Вспомнить только сносы памятников работорговцам в Британии и США этим летом во время протестов движения Black Lives Matter или граффити "Расист", появившееся на памятнике Черчиллю в Лондоне.

И лишь в прошлом месяце другая скульптура - статуя "Медузы с головой Персея" художника Лучиано Гарбати, установленная в центре Нью-Йорка - напротив суда, в котором судили Харви Вайнштайна - и призванная стать символом победы движения #MeToo, точно так же возмутила своей наготой феминисток.

Разговоры о фиговых листьях

"Трудно представить, чтобы писатель-мужчина или мыслитель был "уважен" скульптурой маленького голого мужчины, со шлангом напоказ, накачанного, как кукла Кен, возникающего из массы, как нам сказали, "органической материи", - пишет колумнистка Guardian Рианнон Люси Косслетт в статье с заголовком "Почему я ненавижу статую Мэри Уолстонкрафт".

"Меня это ни в коем случае не злит, потому что я просто ЗНАЮ, что улицы скоро будут заполнены статуями, изображающими блестящие яйца Джона Леннона, гордый пенис Нельсона Манделы и очаровательную задницу Декарта", - съязвила британская журналистка и авторка нескольких феминистических нон-фикшн Кейтлин Моран.

Многие комментаторы в этом споре действительно интересовались, возвели бы такой нагой памятник мужчине - скажем, Нельсону Манделе или Черчиллю. Ответ нашелся у историка викторианской эпохи Ханны Роуз Вудс.

"Статуя Уолстонкрафт все еще ужасна, но ответ: да. В 1822 году женщины Британии собрали 10 тысяч фунтов стерлингов, чтоб возвести статую герцога Веллингтона в образе гигантского обнаженного Ахиллеса, и было немало дискуссий, нужен ли ему фиговый лист или нет", - написала она в "Твиттере", подкрепив свои слова иллюстрациями.